Время кризиса в отсутствие экономической модели

Бюджеты и налоги

По данным Министерства финансов, за первое полугодие 2016 года доходы федерального бюджета составили 5,9 трлн руб., что на 11% ниже соответствующего показателя прошлого года. Низкие доходы федерального бюджета влияют на политику в расходной сфере. Расходы федерального бюджета составили 19,3% ВВП. В номинальном выражении они незначительно (на 0,5%) сократились по сравнению с первым полугодием прошлого года, однако в реальном выражении сокращение составило 8%. В результате в неизменных ценах расходы в первом полугодии 2016 года примерно соответствовали уровню 2011-го. В прошлом году подобное сокращение реальных расходов произошло и в региональных бюджетах.

Нефтегазовые доходы сократились на 29% – до 2,1 трлн руб., что является самым низким результатом с 2010 года, и составили 15,3% ВВП, что ниже прошлогоднего показателя более чем на 2 процентных пункта. Проблемы в доходной части бюджета очевидным образом объясняются динамикой нефтегазовых поступлений. Средняя цена на нефть марки Urals в январе–июне 2016 года была всего 37 долл. за баррель против 57,1 долл. за баррель в прошлом году. Для сравнения: в кризисном 2009 году цена нефти в первом полугодии равнялась 50,5 долл. за баррель, а похожий на нынешний уровень цен последний раз наблюдался только в 2004 году. Нефтегазовые доходы в номинальном выражении превышают уровень и 2009-го, и 2010-го лишь потому, что падение цен на нефть в текущем году частично компенсировалось обесценением рубля. Под влиянием низких цен на нефть доля нефтегазовых доходов в общем объеме доходов снизилась до 36%.

Среди российских экономистов сегодня существуют две противоположные точки зрения на экономическую политику, необходимую для преодоления бюджетных проблем и для организации экономического роста. Они, как известно, разрабатываются и Центром стратегических разработок (ЦСР, председатель совета – Алексей Кудрин), и членами Столыпинского клуба под руководством омбудсмена Бориса Титова.

В интервью японской газете «Нихон кэйдзай» от 2 августа Алексей Кудрин, занимающий с недавнего времени пост заместителя председателя Экономического совета при президенте России, отмечал, что «наиболее глубокие проблемы для российской экономики представляют обвал рубля (после падения цен на нефть) и сокращение объемов торговли». Выступая 13 июля на заседании Совета по стратегическому развитию и приоритетным проектам, он признавал, что «российские финансы пострадали в результате сокращения нефтяных доходов и сейчас правительство вынуждено привлекать капиталы за счет выпуска государственных облигаций в России. Дело в том, что стабилизационные фонды для покрытия дефицита ограничены. Велика вероятность, что сумма займов за последние два года достигнет 2 трлн руб. Увеличение займов будет зависеть от дальнейшей налоговой политики, однако она еще не определена». С другой стороны, в ближайшие три-четыре года, говорил он, ожидается снижение расходов бюджета всех уровней в реальном выражении. Средств на достижение основных показателей будет меньше. Поэтому очень важно, по его словам, переориентировать часть средств на приоритетные направления. За последние четыре-пять лет быстрее всего развивались сферы оборонных и социальных расходов. Каждая из них выросла примерно на 1,5% ВВП в общем объеме расходов наших государственных ресурсов. Для сохранения этих приоритетных расходов, как считает Кудрин, потребуются дополнительные усилия по перераспределению средств с других направлений. Это, по его мнению, очень амбициозная задача, которую трудно выполнить. Кудрин усматривает проблему в том, что совокупная производительность труда и капитала снижается с 2005 года. Он называет это структурными дисбалансами экономики.

Напомним, что еще весной Столыпинский клуб в своей среднесрочной программе развития «Экономика роста» выступил с проектом новой «денежно-промышленной политики», согласно которой ЦБ должен взять на себя ответственность за стимулирование роста ВВП. В программе, например, говорится о рефинансировании за счет ЦБ кредитов, выданных банкам и институтам развития на реализацию инвестиционных проектов. Но фактически это должно быть сделано на свеженапечатанные деньги.

Теоретики и управленцы

Во многом складывающаяся ситуация напоминает положение, в котором оказалась Россия в дни, когда за реализацию реформ взялись Егор Гайдар и его сподвижники. Не оставалось на тот период у нашей страны ни времени, ни управленческого ресурса для эволюционно-постепенного вхождения в «социальный капитализм». Сейчас речь о следующем: почему экономическая мысль реформаторов слабо востребована в современной практической экономике? Ответ на этот вопрос более сложен, поскольку требуется найти истоки рыночных реформ и по возможности дать социологическую характеристику сообщества младореформаторов.

Реформ нельзя было избежать потому, что плановая система СССР обанкротилась. Промышленность работала в основном на третью мировую войну, колхозно-совхозное сельское хозяйство деградировало, а государство держалось на нефтяном экспорте. Но мировые цены на нефть рухнули, после этого рухнула советская экономика, а затем и сам СССР. А «капиталистический Запад» процветал. Поэтому главной идеей стало быстрое построение в коммунистической стране современного капитализма, а главным ограничением – потребность сохранения без существенных потерь верхнего эшелона правящей партийно-государственной элиты. Для таких реформ потребовались хорошо образованные «свои управленцы». Где их можно было найти?

Вспомним, как соотносились в советские времена экономическая теория и практика. Молодое поколение не знает, а старшее – не хочет и вспоминать: все студенты всех высших учебных заведений, независимо от специальности, два семестра изучали политическую экономию; будущим экономистам промывали мозги не менее пяти-шести семестров. И это была именно и только марксистская теория, разработанная в XIX веке. Система передачи знаний выглядела схоластической, замкнутой на саму себя; носителями ее были десятки тысяч преподавателей, которые заботливо берегли студентов от соприкосновения с реальной жизнью, а тем более с немарксистскими теориями. Допускалась «критика экономических учений», но лишь ученых XIX и – немного – начала XX века, то есть никак не современных, а главным табу была социальная статистика западных демократий.

Карьерные выпускники технических вузов и практические экономисты или благополучно забывали Марксову теорию и становились хозяйственниками и финансистами, или – очень немногие – шли в диссиденты.

Будущие «теоретики» или вливались в преподавательский корпус и читали под надзором лекции по марксистским учебникам, или на тех же условиях пополняли ряды академических ученых. Тем временем окружающий мир и советское (российское) общество менялись, и отечественная экономическая система не могла игнорировать данный факт бесконечно долго.

Внутри правящего класса созревала идея перемен, потребовались реформаторы. Диссиденты для этого по понятным причинам не годились, к тому же они и не могли знать современных экономических теорий – информация была в «спецхранах», а за границу их не пускали. Впрочем, не пускали туда и вполне благонамеренных хозяйственников, поскольку те (чаще всего – формально) были «носителями государственных тайн».

Реформаторами смогли стать выпускники немногих элитарных вузов и экономических факультетов (например, МГИМО, МГУ). А также и специалисты по особого рода связям с Западом (например, финансирование террористических организаций), те, которых по необходимости учили в закрытых учреждениях реальному капитализму.

Кто же поступал в элитарные экономические вузы? Способные отпрыски политического крыла номенклатурной элиты, в том числе дети «приобщенных» к ней ученых, писателей и журналистов. А также и молодежь «из низов», но при условии правильной национальности и полной лояльности к власти. Именно многолетняя тренировка на конформизм сильно ограничила потенциал второй группы.

Нефть называют черным золотом. Но она пачкается в буквальном и переносном смысле. Фото Reuters

Лидерство в среде реформаторов получили «дети». Во-первых, они были раскрепощены, им доверяли родительские «верхи». Во-вторых, обладали самыми важными качествами: знанием и смелостью в следовании западной экономической теории, а также – семейной лояльностью к верхним слоям правящего класса.

И вот «шоковая терапия» проведена, далее необходимо управлять практической экономикой. А вот к этому молодые реформаторы оказались не готовы. Сказались нехватка реального производственного опыта, недостаточное знание страны и, как ни парадоксально, избыток формальных чисто теоретических знаний.

«В большом знании много печали», а знание было получено в готовом виде в порядке «перевода с английского на марксистский». Тому, кто не был непосредственно включен в нецензурируемый экономический научный процесс, не работал с корпорациями и банками, не консультировал выборы, отвечая за прогноз отношения электората к экономической концепции партии-нанимателя, у того мало шансов для адекватной адаптации рыночной теории к конкретным реалиям. Тем более если ты не знаешь терминологии отечественного производства, а твои партнеры второго эшелона – практики – не смогли вынести из советского вуза даже слов, не то что понятий о существенных атрибутах западной экономики.

* * *

Ниша пустой не бывает, и она заполнилась – «новыми русскими» всех мастей и национальностей, но не первыми реформаторами. Остались народное неприятие либеральных принципов и английские слова. «Менеджер по логистике» так и остался завскладом, но его жизнь сильно усложнилась. И потому на наших реформаторов повесили всё, что «в этой жизни свихнулось». Стали говорить, что вот и энергетикой управляет антинародный чиновник, а раньше лампочки ярче горели… Хотя специалисты знают, что в СССР всегда существовали разнообразные дефициты электроэнергии, плановые ограничения и отключения и т.д. и т.п.

Номенклатурным происхождением реформаторов объясняется и тот прискорбный факт, что главная цель перехода к рынку – создание эффективного среднего и малого предпринимательства в производственных отраслях – была заболтана и что госплановские традиции управления инвестициями не замещены рыночными методами.

Общество предъявляет претензии к инвестиционным свершениям новой власти: «Раньше строили так строили, а теперь только проедаем!» Яркий пример: в СССР соорудили систему мощных газопроводов из труб максимального диаметра по оптимальным трассам; плановая экономика эффективно потратила на это 55–65 млрд долл. Однако «общественное мнение» не задумывается о том, что наряду с успешными проектами существовал, например, до сих пор не завершенный проект БАМа, не говоря уже о множестве секретных оборонных проектов. И все эти напрасно потраченные деньги приблизили крах государства.

Если первая группа реформаторов – «команда Гайдара» – опиралась на пусть заимствованную, но законченную экономическую идею, то сегодняшние и того не имеют: что, например, говорит глава нынешнего правительства о том, какую экономическую модель он намерен осуществлять? Ничего, кроме «давайте жить дружно, а ВВП пусть удваивается, а инфляция будет ниже 8%». И еще: «надо монетаризировать ЖКХ, но так, чтобы трудящиеся не пострадали». Впрочем, критика по отношению к властям – предмет отдельного разговора.

Похоже, реформаторы играли, как умели, действовали так, как учили экономические учебники ХХ века. Не их вина, что карты плохие выпали и что времени для создания завершенной теории и привязки ее по местности отпущено не было.